Новости

  • 14.05.12 / 18:32
    Умер актер театра «Лицедеи»
  • 14.05.12 / 16:42
    Белорусские власти против мата на концерте группы «Ленинград»
  • 14.05.12 / 14:52
    Владислава Аксенова облили краской прямо на подиуме
  • 14.05.12 / 13:54
    Петербург налаживает культурные связи с Тосканой
  • 14.05.12 / 12:32
    Писатели совершили «Контрольную прогулку» по Москве
  • 14.05.12 / 11:27
    Сергей Собянин посетил фестиваль искусств «Черешневый лес»
  • 14.05.12 / 10:39
    В Петербурге назначены главы комитетов по молодежной политике и образованию
  • 13.05.12 / 21:57
    Японский саксофонист Нобуя Сугава выступил в Санкт-Петербургской консерватории
  • 13.05.12 / 10:56
    Галерея Тейт представила программу выставок на 2013 год
  • 12.05.12 / 16:18
    Ольга Свиблова удостоена высшей награды Италии
  • 12.05.12 / 14:22
    В Москве появится музей Анны Ахматовой
  • 12.05.12 / 13:27
    Лаборатория ON.ТЕАТР готовит серию премьер
  • 12.05.12 / 12:30
    Премия «Собака.ru ТОП 50» представит самых ярких городских деятелей
  • 12.05.12 / 11:13
    Петропавловский собор ждет реставрация
  • 12.05.12 / 8:54
    Глава Кубани не собирается запрещать выставку Марата Гельмана



  • Подписка на новые материалы

    подписака на e-mail рассылку Подпишитесь на рассылку

    Мы в социальных сетях




    Виджет для Яндекса Читайте нас в Twitter
    Виджет для Яндекса Виджет для Яндекса


    Темы




     

    Программа «Культурная столица с Иннокентием Ивановым»

    Гость программы - Мария Лазарева, владелица галереи современного искусства LAZAREV GALLERY


    Июль 2011

    Благодарим Гранд Отель Европа за предоставленный для съемок интерьер

    Tweet

    Иннокентий Иванов: Здравствуйте! В эфире программа «Культурная столица». Очень многие отмечают, что в Петербурге недостаточно современного искусства, что это город абсолютно классической красоты. Сегодня мы постараемся либо опровергнуть, либо подтвердить это мнение. У меня в гостях владелица галереи собственного имени - Мария Лазарева. Хозяйка галереи «Lazarev Gallery».
      Мария, скажите пожалуйста, действительно ли в Петербурге так мало современного искусства, этого недостаточно для культурной столицы?

    Мария Лазарева: Петербург исторически воспринимался как город классического искусства, и все музеи у нас классические, оставшиеся с царских времен. И современного искусства у нас нет практически. Почему? Сложно сказать. Хочу заметить, что у нас даже нет ни одного музея современного искусства. Как можно говорить, что в городе есть современное искусство, если нет музея современного искусства. Современное искусство, в принципе, это считается все – от пятидесятого , наверное, года прошлого века, да? Если вы захотите посмотреть что-то современное в нашем городе, вы можете сходить в Мраморный дворец, отдел новейших течений Русского музея, занимающийся этим, и, практически, это все.

    Иннокентий Иванов: А в чем причина? Не хватает мест, где это выставлять? Нет художников, нет тех людей, которые могут привезти это искусство в Петербург?

    Мария Лазарева: Безусловно, наверное, не хватает людей, которые могут привезти. Понимаете, современное искусство, которое было в России советского периода, это, все-таки такое государственное, тяжелое – соцарт. Все остальное, то, что было – нонконформизм. И все картины, и художники, которые смогли, они в итоге попали на Запад. Мало того, и продавались эти картины прежде всего на Западе. И сейчас, чтобы показать этих художников (мы не рассматриваем художников совсем молодых, я рассматриваю художников, которые имеют какой-то творческий путь), которые уже признаны не только в нашей стране, они все и находятся на Западе. И картины, даже если художник живет здесь, все лучшие его картины, все равно находятся в западных коллекциях. Чтобы собрать это и привезти -это уже стоит очень больших денег. То, что это может быть только личная инициатива галериста или коллекционера, который хочет выставить свою коллекцию, показать – это, безусловно, уже очень большие траты, на которые в нашем городе (в Москве ситуация немножко другая) никто не идет. Поэтому, то, что мы с вами видим у нас, то есть картины музейного уровня и музейных художников, мы действительно можем увидеть только в Мраморном дворце Русского Музея. Это музей, который получает государственные дотации. Они могут себе позволить все привезти и договориться. А все остальное, что выставляют здесь галереи – это художники, в основном, Санкт - Петербурга, молодые художники, даже московских художников у нас не много, тех, которые стоят дорого, потому что в Москве, безусловно, есть современные художники хорошего уровня, но их картины дорогие, и их никто не хочет сюда везти. А московским галеристам, которые работают с этими художниками, Санкт-Петербург как рынок вообще не интересен.

    Иннокентий Иванов: А готова ли публика Санкт-Петербурга для восприятия современного искусства? Хватает ли у нее подготовки?

    Мария Лазарева: Насчет подготовки – сложный вопрос. Это не проблема санкт-петербургской публики – это проблема российской публики, потому что человек не может воспринимать сходу современное искусство. Почему-то считается, что искусство можно понять интуитивно, но это - глубокое заблуждение, и по своему опыту, как галерист, я это вижу, потому что когда вы воспринимаете музыку, вы вначале слушаете Моцарта, потом Шуберта и только потом вы пойдете слушать Бетховена и Шостаковича, и вы сможете его как-то понять. Если сейчас взять ребенка и дать ему слушать Бетховена, он просто будет в шоке. То же самое с искусством. Невозможно прийти и сразу начать понимать современного художника типа Пикассо. Почему он и вызывает у обычных людей удивление и слова «я сам так нарисую». Потому что Пикассо – великолепный художник… Он не рисовал, он высказывал свои идеи, но, чтобы понять, услышать эти идеи, надо иметь подготовку, а наши люди, мало того, что семьдесят лет полного уничтожения современного языка искусства, но мы просто не говорим на этом языке. На Западе люди были в контексте современно искусства, они его видели, они интуитивно учились ему. Мы были полностью оторваны, перед нами была только классика из Русского Музея, которую, слава Богу, собрал еще Александр Третий. И мы ее все время видели, либо соцарт, который, практически, то же копирование этой же классики. То есть современного языка искусства мы не знаем. Поэтому, не только санкт-петербургская публика, а русская публика… Поэтому и исправить эту ситуацию сейчас... Мы сделали Ассоциацию галерей, провели Ночь галерей; и на встречах с галеристами - основной вопрос, тот который Вы задали. Давайте образовывать людей. Они не понимают. Мы показываем, мы стараемся, и, все равно, люди приходят и не понимают, что мы делаем, зачем мы все это показываем. Давайте образовывать. И у меня, конечно, это вызывает все время вопрос: «Ну как мы можем образовывать, мы - галереи? Кто-то делает лекции, например, Новый Музей, K-Gallery – они приглашают Александра Давидовича Боровского, Лев Лурье выступает, художники, которым делают выставки. Но это все – капля в море. Десять человек придет на эту лекцию, что-нибудь услышит и все. Это должно быть образовательным предметом, может быть не обязательным курсом, но я не понимаю, почему в школе есть предмет «музыка» и почему нет предмета «истории искусств». Иным путем, к сожалению, в понимании искусства никак не пройти. Надо с детства показывать и с детства учить языку художника.
    Иннокентий Иванов: А вы, как галерист, как видите свою основную задачу, в чем она? Чтобы представить публике какие-то новые произведения, найти каких-то художников или, может быть, что-то продать? Для многих, галерист почему-то, в первую очередь, продает живопись, а не тот, кто ее представляет. Как вы для себя видите свою задачу?

    Мария Лазарева: Я могу сказать, что и у нас и на Западе, галерист – это не тот, кто продает. Нет таких. Это уже будет магазин. Потому что, в любом случае, галерея современного искусства показывает современное актуальное искусство. Искусство, которое понимают немногие, и интересно коллекционерам, и, гипотетически, публике. Оно непродаваемо. То есть, если ты хочешь заниматься продаваемым искусством, то это – магазин картин. Ты должен делать не выставки, а набрать десять-двадцать художников, которые пишут хорошую салонную живопись, и тогда это будет выгодный бизнес. Но это не художественная галерея, то есть, художественная галерея - это бизнес, который в любом случае существует на дотации. Это не секрет – это во всем мире так. Если вы посмотрите крупнейших галеристов – это миллионеры, они ничего не продают. Им не надо, но они открывают имена художников, делают им выставки. Какие-то художники «выстреливают» – это замечательно. И в России то же самое, галереи, которые занимаются современным искусством – это все равно люди, которым это интересно, но у которых не стоит на первом плане именно продажа. Это такие вот сложные понятия коллекционирования, когда человек тратит деньги на коллекцию, и галерист, тоже самое, он тратит деньги на то, что ему интересно, что он хочет показать людям, хочет сохранить.
    Иннокентий Иванов: Как-то меняется со временем публика, которая ходит, например, в Вашу галерею? За те годы, что она существует? Или это одни и те же люди? Или есть, все-таки, прилив новых сил?
    Мария Лазарева: Молодых людей много, а пожилых меньше, наверное, все - таки, так как это современное искусство, все равно оно интереснее молодым. И очень обидно, когда понимаешь, что они приходят и не понимают - о чем речь. Мы не занимаемся актуальным искусством на данный момент, потому что в Петербурге много галерей, которые этим занимаются, и, на мой взгляд, хорошо занимаются. Мы сейчас выставляем художников уже с мировыми именами, они в основном русские, но они живут на Западе, и это знаменитые на весь мир нонконформисты, которых сюда, в связи с их дороговизной, никто не привозит. Русский Музей делает выставку художнику не чаще раза в год, и поэтому, практически, нонконфрмизм известен только по книжкам, потому что в постоянной экспозиции музеев их тоже еще нет, т.к. они еще молоды. А так как музея современного искусства у нас нет, то никто их и не видит. И мы решили поддерживать именно эту нишу – привезти их и показать. Мы сейчас привезли Олега Целкова, дальше , видимо, привезем Оскара Рабина…и очень обидно, что приходят молодые люди, которые знают имя, они на него пришли, но видно, что они не понимают. То есть, они идут на знаменитого художника, который продается на Сотбис, о котором много пишут. Идут именно чтобы понять - что это, и уходят и не понимают. Очень обидно всегда.

    Иннокентий Иванов: Это отсутствие именно подготовки, Вы считаете?

    Мария Лазарева: Именно подготовки. Интерес есть. Интерес к современному искусству в Петербурге очень большой. Но, к сожалению, нет подготовки. И то, что я говорила об образовательной программе… хотя бы телевидение должно это поддерживать, может быть программы какие-то... Но ведь этого же ничего нет. Хотя это очень интересно, и многие бы смотрели. Когда у нас была Ночь музеев - было огромное количество людей. Мы участвовали, причем не как музей, а как современная галерея, и заявляли актуальную экспозицию. У нас было такое «дробление» в музее, которое делал Белкин, наш очень известный художник. У нас прошло народу – треть от Петропавловки – у них, естественно, больше всего было народу – очень много. Люди шли, им интересно, они смотрели, но вот понимания все равно нет. То есть, ну прикольно, ну интересно, а почему он это сделал, и что он хотел сказать – к сожалению, языка они не чувствуют. Но, отсутствие языка – это еще проблема не только нашей публики, это проблема наших художников прежде всего. Ведь недаром говорят, что русских покупают русские. Наши художники не говрят на современном языке. Мы их понимаем, там их не понимают. Это очень плохо, потому что лондонские художники – вы их понимаете, да? Наши художники существуют конкретно для России, если вообще не для определенного города. И мы видим, о чем он говорит, нам все понятно. Но, галеристы на Западе, они их уже не понимают. Это единицы русских современных художников, которые смогли успешно работать на Западе, и это глобальная проблема – отсутствие современного языка искусства в России.

    Иннокентий Иванов: А почему так получается? У них же есть подготовка, у художников-то? Это же не публика, которая, может быть, не ходила в музеи и не читала соответствующие книги. Художники, они же прошли школу какую-то. Это не просто начали вдруг рисовать. Почему они-то не ориентируются в этом?

    Мария Лазарева: Они ориентируются. Они не говорят . Вы понимаете, нет современности в их произведениях. Они мыслят местечковыми понятиями. То есть, в тот момент, когда он сделал, мы понимаем, что он сделал, потому что это событие прошло рядом с нами. Но человек в другой стране этого не поймет. В принципе, конечно, очень мало и мировых художников таких. Потому что мы как-то разговаривали с искусствоведами, и мне сказали, что «русские художники – это ужасно, они интересуют только русских».  Я говорю: «Подождите, а болгарские художники кого-то интересуют кроме болгар, или, может быть, корейские художники?» Это общая проблема. Но, дело в том, что у нас-то это очень обидно, потому что русская школа живописи очень сильная, и художники у нас очень сильные. И то, что они не могут достучаться до западной аудитории, это то, о чем мы говорим. То есть, мы все говорим на другом языке, и нам очень сложно будет интегрироваться в западное пространство. И сейчас мы все сталкиваемся с этой проблемой – мы (я имею в виду общее) предлагаем на биеналле своих художников и практически везде получаем отказы. Одна, две галереи участвуют от России, хотя художников много в Базеле, Венецианская биеналле вообще отдельный вопрос... Но отсутствие языка – вот это проблема. Потому что просто не понимают - что мы хотим показать. А всплеск к русскому искусству, к сожалению, уже прошел. Сейчас на этом всплеске находится китайское современное искусство, которое стоит огромные деньги. Оно полностью этническое. И это тоже пройдет. Точно также как с Россией было. То есть, наше этническое искусство безумно интересовало Запад, и мы так обрадовались, и наши художники решили, что ничего делать не надо. Вот все отлично! Мы будем сидеть как сидели, и рисовать что рисовали, или вообще не рисовать, а просто клеить кильки на холсты, и все будет интересно. Не будет. Уже сейчас ясно. Надо работать и пытаться говорить, говорить то, что интересно всему миру, а не только тебе в городе Санкт-Петербурге.

    Иннокентий Иванов: А нет ли еще такой проблемы, что публика – она не совсем понимает, почему современное искусство столько стоит еще? То есть, публика, скажем, может осознать, почему миллионы стоит Айвазовский, но почему за миллионы продана, скажем, картина «Жук», по-моему, Кабакова, она не понимает. Как ей это объяснить? И возможно ли это объяснить как-то?

    Мария Лазарева: Я могу вам сказать, почему она понимает Айвазовского и не понимает Кабакова. Айвазовский – это многодельность. То есть, глядя на это, обычный средний человек никогда не скажет «я так нарисую». Никто не скажет. Это уникальные вещи, никто так не нарисует. Глядя, предположим, на «Жука» Кабакова можно сказать: «Ну, а что, я тоже так сделаю». Но, Кабаков, это вообще отдельный разговор, и произведения Кабакова стоят не за то, что он нарисовал, а за саму его личность, уникальную, гениальную личность. Таких людей очень мало, вот у русских художников – Кабаков. Это как Энди Уорхол, его вообще на заводе печатали... Но покупаем-то за идею, за то, что он первый, Кабаков был именно таким. Уникальный художник. Таким сейчас и остается, потому что покупают коллекционеры именно за идею, именно за мысль. Обычные люди никогда не будут покупать, это понятно. И поэтому объяснить, почему Кабаков столько стоит, точно также, как объяснить почему «Черный квадрат» Малевича столько стоит. Потому что, чтобы понять, что значит «Черный квадрат», надо пройти историю искусства и понять, что выразил Малевич черным квадратом. Это бесконечность космического движения. То есть, он привел идеал – это и есть черный квадрат. Глядя на него и не зная этого, вы ничего не поймете. То же самое с Кабаковым. Айвазовский более понятен. Это – многодельно. Понятно, что человек время потратил, хотя это не так, Айвазовский был безумно талантлив и одну картину он рисовал буквально за неделю, за две. Кабаков, может, на этого «Жука» потратил полгода, на самом деле, и делал его бесконечно. Разница в визуальности, безусловно, есть и, опять таки, когда вам с первого класса в учебнике «Родная речь», вы открываете, а с той стороны мишки на бревне и Айвазовский... понятно, что в 40 лет вы подумаете: «Да! Это сильно». Но, давайте поменяем картинки. Поставим там Пикассо и Малевича, и тогда наши дети будут знать фамилии именно Пикассо, Малевича и всех остальных и не будут знать фамилии Шишкина и Айвазовского. Но кто подбирает эти картинки? Тот, кто учился тогда. То есть, это такая вот заварушка уже друг за другом цепляется. И наши с вами дети тоже будут говорить про Шишкина и Айвазовского. Ничего вы тут не сделаете, пока не изменится система.
    Иннокентий Иванов: А есть еще такое мнение, которое мне высказал в интервью Юрий Купер. Вы знаете этого художника, наверно. Он очень четко поставил границу, когда в живописи , как он говорит, началось фуфло. Прямо так и говорит - фуфло. "Я иду по Русскому музею, и я вижу зал, где начинается фуфло". Под этим фуфлом он назвал Врубеля. Что до него было то искусство, которое можно было называть искусством. Дальше оно пошло по пути примитивизации, а не усложнения, и больше работа на потребу публики, покупателя, галериста, музея. Так ли это на самом деле? Вот такое мнение имеет право на существование? И вот такой рубеж, который он поставил?

    Мария Лазарева: Нет, конечно. Больше всех работали на потребу публики и галериста Айвазовский, Шишкин и Репин. На что они работали? Они работали только на то, чтобы это продать и это показать. Константин Маковский, это гениальный художник, но, для кого он рисовал это? Он рисовал барышень, пиры, и это только было для того, чтобы повесить во дворце и продать. Это были люди богатые, и по заслугам они были богатые. И художники гениальные. Но любой художник - это ремесло, которое откуда пошло? С самого начала - кареты расписывали. Тогда и относились к этому, как к ремеслу. Этому надо учиться, это надо уметь хорошо делать. О чем все-таки говорил Купер, о том, что перестали учиться ремеслу после Врубеля. Вообще, на самом деле, это он далеко зашел. Я бы сказала, что искусство кончилось на Ван Гоге... То есть, в тот момент, когда Ван Гог продался за 10 миллионов, на этом искусство кончилось. Потому что это человек, который рисовать не умел вообще, ремеслом не владел. Именно после этого стало понятно, что мы можем не работать, а самовыражаться. Вот это трагедия всех наших художников. Они не хотят работать, они хотят самовыражаться. Самовыражаться может любой человек. Только раньше самовыражались дома, а теперь самовыражаются на холсте и показывают это как искусство. Я также не понимаю, почему именно живопись, как искусство, утратила функцию труда. То есть, музыка - это труд, архитектура - это труд. Это все искусство.Почему живопись утратила функцию труда? Почему можно оклеить коробочки и сказать, что это стоит кучу денег? Люди никогда этого не поймут. И, в принципе, они правы, потому что непонятно – почему? Понятно, когда человек работает. Он перед этим учился очень долго. Только он может это сделать. Это всегда было, с эпохи Возрождения. У нас сейчас, в наше время, все это исчезло. То есть, любой человек, взявший кисточку, говорит: «Я – художник». Чтобы во времена Шишкина стать художником, ты должен был столько пройти, столько отучиться и еще сдать экзаменов целую кучу, только тогда тебе давали "художника 3-го класса", и ты вообще имел право что-то продавать. Сейчас не надо ничего... Врубель все-таки немножко другой. Он уникальный в русской живописи человек. Абсолютно неуравновешанный психически и даже психиатрически, который, наверно, первый, потом уж остальные, начал в живописи выражать не то, на что у него был заказ. Как раз таки, наоборот, я считаю, что живопись рухнула из-за того, что перестали работать на заказ. Врубель стал выражать свои мысли, и его не интересовало - купят это или нет.Был у него Третьяков конечно, который готов был все покупать. Но, в принципе, так как он был человек психически неуравновешанный, ему было все равно, и он начал выражать свои мысли. Это, наверно, для русских отправная точка, что они поняли, что они тоже могут не просто работать на заказ. Нет у Айвазовского картин, про которые можно сказать, что он писал их для души. Знаете, у нас такое - это на заказ, это - для души. Нет, и у Шишкина нет таких... Они все сделаны мастерски и для одного. И мысли эти, так как они были новые, интересные - они стали привлекать коллекционеров. И после этого этот ком пошел, что "все нормально и вообще ничего делать не надо. Скажу, что это моя мысль, и покупайте." Так и получалось. Только, к сожалению, гениальных мыслителей за все это время было три,которые стоят у нас по 100 миллионов. А самовыражателей на холсте были сотни, которые практически, и загубили всю живописную школу на данный момент.

    Иннокентий Иванов: Вы, как галерист, на сегодняшний день можете, то, что называется "с первого взгляда", определить ценность работы современного художника? Не финансовую, а непреходящую?

    Мария Лазарева: Могу, конечно. Есть такое понятие в коллекционировании именно живописи и предметов антиквариата – «насмотренность». На самом деле, это не сложно. И, если у вас есть «насмотренность», вы много видели, много посещали выставок, много читали, вам много известно. Почему говорят, что искусствовед какой-нибудь знаменитый посмотрит и говорит: "Это вот ерунда"... А откуда он знает? Должно быть, интуитивное понимание искусства? Не бывает интуитивного понимания искусства. Он ЗНАЕТ. И, естественно, любой галерист, который работает, конечно столько видел всего... Обязательно видишь талант, видишь - есть ли у человека что сказать. Видишь, ориентируется ли он в современности или нет; или, может, ему вообще это не надо. Здесь, именно в живописи, есть одна проблема: вы можете родиться очень талантливым и прожить таким талантливым и никогда не стать мастером, никогда не стать гениальным художником. Это все равно огромный труд. Если вы не будете трудиться, каждый день вставать к мольберту... Я много общаюсь с художниками и, в том числе, со знаменитыми. Когда я говорю: "Что вы делаете каждый день?" И вот ему 86 лет, и он говорит: "Я утром встаю и до 6 часов стою у мальберта, потом выпиваю стаканчик вина и ложусь спать". - "Вот так всю жизнь? Вам же уже не надо!" - "Ну, как это! Я всю жизнь так делал." И вот он - знаменитый художник. А другой появляется художник, и все говорят: "Ой, он талант, талант!" Он делает первую выставку, смотришь - все. Он считает, что все нормально, я - талант. В живописи, и в музыке точно также, наверно, есть интуитивный гений - Моцарт, например. Но он тоже, наверно, очень много работал, чтобы писать. И в живописи то же самое. Этого сейчас нет. Не хотят они работать. Не хотят учиться, а потом удивляются "почему меня никуда не берут, почему я не нравлюсь? А вот, мне 2 года назад говорили, что я талантливый, а сейчас я уже не талантливый." Да, талант исчезает, если безостановочно не тренировать свой талант, как музыкант. Он исчезает и ничего не сделать.

    Иннокентий Иванов: А как вы считаете, что должно измениться на музейном ландшафте Петербурга, чтобы эта насмотренность современным искусством увеличилась? И тогда популярность этого искусства возрастет наверно?

    Мария Лазарева: Очень просто. Это напрашивается само собой - музей современного искусства. Вместо того, чтобы делать какие-то безумные непонятные большие галерейные проекты... выделять здания, дотации на них. Я слышала, что сейчас на Васильевском острове будет делаться центр современного искусства. Но, опять-таки, заметьте, на чьи деньги? На деньги меценатов. Хорошо, будут делать, все радуются, что какой-то польский миллионер будет вкладывать. Спасибо ему огромное. Но, дело в том, что все равно это будет направленность этого польского миллионера, понимаете? Сейчас открыли несколько музеев - Новый музей Аслана Чухоева - прекрасный, мне нравится. Но, в любом случае, то, что там выставлено, это мнение именно хозяина этой коллекции, понимаете? Нельзя говорить, что это - музей. Музей - это государственный проект. Это коллекция, которую отбирают государственные чиновники, которые не имеют право ошибиться. Это не личное их мнение, а мнение искусствоведов, мнение западных коллекционеров, мнение аукционов. Подбор современного искусства должет быть такой же, как подбор в Русском музее сейчас. То есть, только тогда вы сможете сказать - это музей! Сейчас даже Русский музей может предъявить только коллекцию Людвига в Мраморном. Она великолепна, безусловно. Она может быть основой. Но она очень маленькая. Если вы поедете в любую зарубежную страну, вы увидите огромный музей современного искусства, который поддерживается государством. Я уже не говорю о том, что надо поддерживать галереи. Если честно, галереи поддерживаются государством, только если они участвуют в государственных проектах. Но хотя бы музей современного искусства! Он просто городу необходим. Потому что некуда здесь пойти посмотреть. И не может наш город считаться культурной столицей, если мы будем показывать только 19 и 18 век. Так не бывает. Культура не может остановиться до революции. А дальше что? Культура -то дальше движется. Хорошо, а через 100 лет, что мы будем в Петербурге показывать? То, что построили при Екатерине? Вот так и показываем, вот и реставрируем. Вот, смотрите, какая культура у нас красивая - мосты разводятся. Обязательно и необходимо, если хотите быть культурной столицей, извольте поддерживать культуру, извольте это делать. И это вопрос, который не решить без государства, потому что невозможно взять и привлечь Романа Абрамовича, чтобы он привез то, что ему нравится. Не должно такого быть. Должен быть очень четкий подбор, должен быть музей.

    Иннокентий Иванов: А вот такую солидную, хорошую, грамотную коллекцию собрать для такого музея - это трудно, дорого, долго?

    Мария Лазарева: Это не трудно, дорого и не долго. Потому что, если у вас есть деньги, никакой проблемы не будет. Я уже не говорю о том, что в городе и в стране огромное количество коллекционеров, которые с удовольствием предоставят из своих коллекций экспонаты в этот музей, если это будет, действительно, государственный музей. Я знаю очень много таких людей. Во-первых, их можно будет купить, и, потом, что значит "дорого"? Выделяются же средства для покупки этого всего. Действительно, в Русском музее - сейчас немного, раньше им выделяли гораздо больше денег, и они могли пополнять коллекцию. Сейчас, конечно, это, наверно, меньше происходит, но все равно выделяются средства. И такой музей надо делать. Это то же самое, что во времена Александра III - "Ой, а дорого тебе было собрать эти картины?" - "Дорого, но это - слава России." Но вы-то сейчас, правительство, заменяете нам царя, и вы должны стараться, чтобы слава России не уходила в Париж и не висела у Пино, и еще там у кого-то. Кабаков в Америке, кто-то во Франции - по всему миру знаменитые художники. Их не много, в том-то и дело. В России их нет вообще. Ну что это такое! Чем вас вспоминать будут? Вот мы до сих пор все вспоминаем больше всего каких царей? - Екатерину и Александра III. За что? - За Эрмитаж, за Русский музей. Может подумаете, а что про нас то вспомнят? Это было бы замечательно. И опять-таки, я говорю, что для города это необходимо. Это сложно, но ничего невозможного не вижу.

    Иннокентий Иванов: Спасибо большое, Мария! Будем надеяться, что ваши пожелания, обращенные к нашим властям, которые часто хотят быть похожими на наших просвещенных царей, будут услышаны!
     
    У нас в гостях была Мария Лазарева - хозяйка LAZAREV GALLERY. Удачи вам и до свидания.

     

    Комментарии

    Пока нет ни одного комментария
    *Имя:
    *Email:
    Скрыть мой email
    *Текст:
     

    Рекомендуем посмотреть

    «Спящая красавица»

    Премьера
    в Михайловском театре

    Николай Блохин

    Мастерская

    Культурная столица

    Павел Каплевич

    «Диор. Под знаком искусства»

    в ГМИИ им. А.С. Пушкина

    «Oldies but Goldies»

    Monte Carlo Historique 2012

    «Сказки Гофмана»

    опера
    в Мариинском театре